Куда улетают драконы  - Мария Бородина

– И когда тебе тоже? – погрустнел брат.

– Что?

– Язык… Отрежут, – он ткнул пальцем в рот и скривился. – У папы слишком много тайн, которые могут навредить миру в стране.

– Я что, похожа на болтливую? – я запила булочку и облизала губы. Сладкий вкус разлился во рту, и на миг мне показалось, что жизнь прекрасна. А потом осознание безысходности накрыло с головой. А вдруг отец и мне язык отрезать вздумает?!

– Всем это делают, – серьёзно сказал брат. – Но не всех пускают в свои покои, – добавил веселей и пожал ладонью плечо.

– И давно вы здесь обосновались?

– Да я вырос тут. Место хоть и глухое, но очень красивое. Жаль, что слугам запрещено выходить, я бы тебе показал любимую заводь.

Мы вышли через несколько дверей на улицу. Алейн плавно катился к западу, окрашивая небо слабым багрянцем.

– А куда деваются слуги потом? – поинтересовалась я. – После того, как перестают служить твоему отцу?

– Пока никто не уходил отсюда на своих ногах. Двое в прошлом году от болезней сгорели, а один охранник спину сломал пару недель назад, – искренне делился Джонатан, увлекая меня по дорожке причудливо петляющую среди деревьев.

Листья уже успели налиться желтизной, а по краям горели алым, будто художник окунал их в банку с краской: тщательно и аккуратно. Зелень травы пожухла и стала ржавой и сухой. Я ненароком вспомнила объятия Эримана на празднике. Как хлопнула его по руке за наглость полезть мне под лиф. Сейчас бы всё отдала за одно его прикосновение. Помнит ли он обо мне?

Метка давно не чесалась, или я просто не чувствовала из-за голода и усталости. Сейчас для меня казалась невероятно важной это связь, незримая и неощутимая. Глаза защипало, и я поспешно отвернулась, чтобы брат не заметил, как я плачу.

Если отсюда нет выхода, значит, папа крепко подумал о защите, и выбраться будет непросто. Но я должна найти способ. Мама и Эри не простят мне, если сдамся. Потому я буду бороться. До конца. До последнего вздоха.

Мы присели на траву среди буйных зарослей отцветшего жасмина. Ивы опустили ветки ниже, словно пытаясь скрыть нас от посторонних глаз. Листва горела пожаром на сером холсте неба. В лисий сезон особенно остро чувствуешь быстротечность всего сущего. И нуждаешься в объятьях тоже по-особому: невыносимо, до щемящей боли. Так, что каждый поток воздуха, входящий в грудь, кажется отточенным клинком.

– А ты любишь выходить наружу? – спросила я. Нужно составить хотя бы примерное представление о том, где я нахожусь.

– Ещё как! – воскликнул Джонатан и испуганно обернулся. – Но отец не любит отпускать. А ты откуда? Как попала к нам на работу? – он заломил пальцы, а потом добавил: – Ты мне нравишься. С тобой интересно. Расскажи о себе. Арли, правильно? Боюсь, что завтра мы уже не сможем говорить, – он загрустил и отвернулся, будто пытаясь спрятать слезы, которые и так не были видны из-за очков.

– Я родилась в Северном Ортогроне, – произнесла я. – А потом… сильно подвела свой клан. Меня обманули. И сейчас я хочу заработать денег, чтобы они могли долги вернуть. А ещё, – я задумалась, – у меня есть жених, которого я очень люблю. И боюсь, что больше мы не встретимся с ним.

Брат долго не отвечал, а потом подскочил.

– Давай, пиши! Я отнесу письмо. Быстрее, пока отец занят. Не заработаешь ты здесь ничего и не освободишься. Я знаю, о чём говорю!

Он закусил губу и потряс рукой перед моим лицом.

– Спасибо, мой юный Ла'брисс, – я учтиво улыбнулась. А внутри скребли кошки. Что, если мой план сорвётся? Вдруг эти Азоры не соизволят передать моё послание?!

Закусила губу, сдерживая слёзы. Я должна верить в лучшее. Ниже, чем дно, не падают. Нужно оттолкнуться, пока не утонула. Или хотя бы попытаться!

Я развернула желтый пергамент. Достала дорогое перо. Острый краешек сиял в лучах алейна бриллиантовым блеском. И слёзы, дрожащие на ресницах, зажглись бриллиантами вслед за ним. Прикусила кончик пера. Я должна написать послание так, чтобы отец не подточил носа, если оно попадёт к нему в руки! Кто знает, на что способны эти Азоры?

Перо скользнуло по бумаге, выводя вензель. Буквы заструились по строчкам, выпуская лианы закорючек.

«Дорогой брат Адонис!

Передай Виксу и Эри, чтобы не грустили. Я буду ждать встречи, как торжества смены сезонов.

Я жила у бабушки Ними два месяца. Там же провела свой День Рождения, не заметив, как он прошёл. Её дом тёмен и сыр, а здоровье слабо. На днях туда приехал наш рыжий дедушка и привёз мандрагору, которую мы ждали. Бабушка очень ждет, когда Викс к ней заедет.

Но я вынуждена была уйти. Сейчас я работаю в огромном саду учтивого господина, недалеко от Азоров. Работы много, и мне часто приходится выходить в ночь. Говорят, что в восемнадцатую ночь лисьего сезона листья падают особенно сильно. Боюсь, что придётся работать до самого утра.

Твоя сестра Арлинда».

– Берись за кусты жасмина, – брат сложил листик и спрятал его за пазуху. – Видишь в конце дорожки подсобку? Там найдешь все инструменты. Обычно этим Зэн занимался, но я его уже неделю не встречал. – Ты меня не видела, если что, – Джонатан широко улыбнулся и поспешил вглубь сада.

– Спасибо тебе, – выдохнула я, помахав рукой.

Кустарник растворил силуэт Джонатана в жёлтой дымке листвы, и мне снова стало страшно. Что будет, если отец его поймает с моим письмом? Что, если Азоры, которых я даже не знаю, выдадут меня?!

Что, если мне отрежут язык?!

Чтобы избавить себя от страхов и прогнать сонливость, я достала из подсобки секатор и взялась за работу. Долго мучила кусты, царапала руки, рвала кожу, но всё равно они вредничали и торчали, как мои непослушные короткие волосы, что теперь лезли в глаза. Холодный ветер терзал плащ и чесал щёки. А мысли, одна другой хуже, застревали в горле комом слез. Ждёт ли меня Эри? Поймёт ли послание? Придёт ли?

Я стригла так долго, что мои руки успели онеметь. На щеках разгорелись ссадины от мелких веточек и щепок, летящих в лицо. Когда с кустами было покончено, и я собиралась заменить секатор на грабли, чтобы сгрести в кучу сухую листву, тишину сада растревожил странный звук.

Голоса сплелись с шелестом листьев. Я прижалась к разлогой яблоне и задержала дыхание.

Один голос я узнала. Это был отец. Второй – женский и такой характерно-свистящий, будто владелица его – наг. Так дядя Викса разговаривал. И я чуть не выронила садовые ножницы, когда сквозь резные листья ивы, смогла рассмотреть знакомую женщину. Почему её лицо так врезалось мне в память, я не знаю, но это была та самая нагесса с праздника.

– Я не знаю, отчего ты так волнуешься, Джин, – говорил отец. – Всё готово. Резервуары найдены, и теперь осталось только дать ход энергии.

– Дурное предчувс-с-ствие, – выдавила нагесса и прикрыла рот чешуйчатой ладонью, словно её тошнило. – С-с-сорвалось год назад, с-с-сорвется и с-сейчас.